Куличкин Блог

А это http://petya.blogik.org мой другой блог


17.12.2009 19:47
Читать только Литература и беллетристика XX века: зачем был нужен твердый знак?


Литература и беллетристика XX века: зачем был нужен твердый знак?

куличкин

В начале XX века, почти сразу после 1917-го года была произведена реформа русского языка. В результате нее исчезли буквы «ять», «фита», «ижица» и твердый знак на конце слов. Алфавит упростился, но появились кое-какие нюансы. Проще всего объяснить их характер на одном примере:  ранее существовало два слова «мир» и «мiр», а теперь они стали одним словом.

К чему это привело? По большому счету, к тому, что мы наблюдаем сейчас. Огромное количество детективов  (обычных и «воровских»), любовных и авантюрных романов, фантастики  и фэнтези на фоне крайне редко встречающихся книг художественного жанра. Произошло так потому, что начиная примерно с 1940-х—1950-х годов в русскоязычной прозе художественную литературу стала вытеснять беллетристика. А подобный процесс инициировало ни что иное, как реформа русского языка.

Давайте разбираться. Что я понимаю под словами «художественная литература» и «беллетристика»?

Художественная литература, по определению Википедии (в которой, вероятно, перепечатано самое общепринятое из определений), «вид искусства использующий в качестве единственного материала слова и конструкции естественного языка». Следовательно, создатель художественной литературы должен уметь использовать такой «единственный материал» в совершенстве. Иначе художественная литература уже не вид искусства. «Слова и конструкции естественного языка» в качестве материала подразумевают, что самым главным в художественной литературе является стилистическое совершенство. Проще говоря, художественная ценность книги определяется в ответе на вопрос «как написано?»(а не «о чем написано?»).

Дополнительно отмечу (хоть это практически и очевидно), что (по определению) материалом художественной литературы не являются ни исторические события, ни философские вопросы, ни нравственные проблемы, ни социальные явления, ни теологические концепции. Даже реальные факты не являются материалом художественной литературы. Все вышеперечисленное, конечно, может так или иначе фигурировать в литературном произведении, но, с точки зрения художественной ценности, оно играет глубоко второстепенную роль. Если вас беспокоит вопрос о том, как может быть нравственным искусство на основе безнравственного материала — охотно отвечу. Вопрос некорректен сам по себе! Стилистические конструкции не могут быть ни нравственными, ни безнравственными сами по себе (никто ведь не говорит о нравственности или безнравственности музыкальных звуков, не так ли?). А кроме стилистических конструкций другого материала у художественной литературы нет. Явления, перечисленные в начале абзаца могут быть безнравственными, но они не являются материалом художественной литературы. А о том, что прекрасное всегда нравственно, говорили еще древние греки. Впрочем, если для вас убедительнее Пушкин, можно вспомнить про «гений и злодейство». Если же вас интересует моя собственная аргументация по данному вопросу, я изложу ее в другом месте. Речь сейчас не об этом.

Что же касается беллетристики, здесь Википедия пишет более туманно. Я буду использовать в качестве определения только следующее: «Под беллетризацией понимают изложение документального материала с использованием приёмов художественного повествования». То есть, беллетристика — изложение документального материала с использованием приемов художественной литературы. Принципиальная разница между беллетристикой и художественной литературой в материале. Первая использует документальный материал (в том числе то, что перечислено в предыдущем абзаце) и (по мере необходимости) стилистические констукции, а вторая — ТОЛЬКО слова и конструкции естественного языка. В отличие от художественной литературы, у беллетристики есть две ценности: главная и второстепенная. Главная ценность — качество документального материала («о чем написано?»), второстепенная — качество литературного изложения («как написано?»).

Наибольшее сходство с беллетристикой имеет реалистическая художественная литература (почти вся русская литература XIX века, например). И та, и другая довольно-таки документальны. Разница «всего лишь» в том, что на самом деле является подлинным материалом для книги. Стилистическое совершенство обязательно для художественной литературы и необязательно для беллетристики (в которой важнее «событийно-содержательная» часть). Это довольно тонкая разница. Но иногда она вполне ощутима, как например, при сравнении 1-го и 2-го тома поэмы Н. Гоголя «Мертвые души». Это не самый сложный пример. Беллетристика с художественной литературой могут составлять гораздо более головоломный конгломерат, как, например, у Льва Толстого в «Анне Карениной» или «Войне и мире». На подобной разнице сломали себе головы Белинский и Писарев, которые почему-то стали называть беллетристикой «низкокачественную» художественную литературу, а художественной литературой — «высококачественную» беллетристику (и то, и другое — в их, мягко говоря, достаточно скромном понимании богатства слов и конструкций русского языка). Неудивительно, что к началу XX века ясного разделения понятий «художественная литература» и «беллетристика» попросту не существовало. Но традиция во всех случаях писать «хорошим и красивым» русским языком была вполне выработана.

Теперь посмотрим, что произошло в результате реформы. Изменился сам материал художественной литературы: слова и конструкции естественного языка. Собственно литературная традиция оказалась в значительной мере перечеркнута. Советским писателям пришлось создавать литературу уже на новой основе. А писатели-эмигранты первой волны, от Бунина до Набокова писали по-старому, с твердыми знаками в конце слов. Поэтому эмигрантская литература была, с одной стороны, ближе в традициям XIX века, а с другой стороны, стилистически богаче советской. А советские писатели оказались в положении Владимира Набокова, решившего перейти... на английский язык! Но с одной разницей. К 1940-му году Набоков практически в совершенстве освоил дореформенный русский язык, чего нельзя сказать о его советских современниках в 1917-м году. Поэтому Набоков осваивал английский фундаментально, а советские писатели осваивали послереформенный русский как бы по-дилетантски. Их знания старого русского языка исчерпывались опытом дореволюционных гимназий, училищ и личным знакомством с творчеством классиков. У них, как правило, не было творческого опыта в дореформенном языке.

Но и это еще не все. На фоне стилистических трудностей фактически нового языка, реальность предоставляла огромной количество интересных фактов. Революция, гражданская война, затем НЭП, индустриализация, коллективизация, пятилетки... Насколько трудно было писать художественную литературу, настолько простой и доступной казалась беллетристика. Куда там XIX-му веку с его декабристами, народовольцами и западнически-славянофильскими диспутами!

В 1920-е ни один из советских писателей не избежал увлечения реалистической литературой. Но тем, кто хотел писать художественно, пришлось дополнительно изобретать новые стилистические конструкции. ОБЭРИУты занялись откровенным филологическим конструированием. Андрей Платонов в «Котловане» возвел в принцип косноязычие. Юрий Олеша в романе «Зависть» перевел что-то из Кафки на советский язык. Михаил Булгаков, чуть ли не единственный из советских писателей, продемонстрировал в «Мастере и Маргарите» всю возможную палитру послереформенного языка: от высокого «дореволюционного» стиля, до бытовизмов, вульгаризмов и канцелярита. Потому он и писал этот роман так долго.

Но создателей художественной литературы среди советских писателей было очень мало. Подавляющее большинство перешло на беллетристику. На зыбкой грани между литературой и беллетристикой балансировал Алексей Толстой. Фаддеев писал просоветскую беллетристику. Варлам Шаламов был документалистом-минималистом. Солженицын более или менее художественно излагал по сути публицистический материал.

А в 1950-е годы писателей как таковых практически не осталось вообще. Хлынула широкая волна беллетристов, пишущих о деревне, беллетристов-диссидентов, беллетристов-фантастов, беллетристов-регионалов. Дореволюционный язык без живой традиции забыли, а постеформенный — так толком и не освоили. Просто художественная литература 1920-х—1930-х оказалась недоступной. Кто-то из писателей был репрессирован, кто-то просто оказался «не в фаворе», а «Мастера и Маргариту» вообще почти никто не знал. Главный принцип беллетристики («о чем» важнее, чем «как») окончательно занял центральное место. На фоне языковой беспомощности большинства хорошая беллетристика стала казаться литературой. Многие чувствовали, что они уже выросли из беллетристических комбинезонов, но я не припомню писателя, который не поставил бы акцент на «идейной» основе книги. Идейный момент — всегда в основе сочинений А. и Б. Стругацких. Идейное начало в основе рассказов Шукшина, парадоксы которого есть ни что иное, как стилистическое сальто, которым он пытался выпрыгнуть за рамки набившего оскомину документализма. «Ворота Азии» Андрея Битова — журналистские заметки, изложенные русскоязычным Кортасаром. Сергей Довлатов выработал, казалось бы, феноменальный стиль, но... в самый неподходящий момент наступил на грабли «изложения документального материала».

Поэтому разница между отечественной литературой первой половины и второй половины XX века весьма ощутима. Писатели первой половины еще помнили дореволюционный язык (хоть и на уровне старших классов гимназии). А их младшие коллеги из второй половины XX века оказались в сравнении с ними первоклассниками. К концу 1960-х недостаток художественности стал настолько ощутимым, что стали появляться «возвратные» тенденции. Но, как всегда это бывает при разрыве традиции, в формах декаданса (Венедикт Ерофеев), авангарда (Виктор Ерофеев) и постмодерна (Виктор Пелевин).

Сегодня, на мой взгляд, ситуация для развития литературы как искусства вполне благоприятная. Необходимость в ней вполне осознана. Мы уже были свидетелями кризисных явлений, с одной стороны. С другой стороны, творчество как эмигрантских, так и советских писателей сейчас вполне доступно.

Осталось лишь хорошо изучить постреформенный русский язык. Без твердого знака на конце слов.

 

 

Комментарии:

kgv
19.12.2009 20:15

По поводу беллетристики. В учебнике "Теория литературы" В. Е Хализева (это академический современный учебник умного автора)сказано, что это "срединное пространство художественной литературы", оно может как понижаться в своем уровне до маргинального, подражательного, так и повышаться до высокой литературы. Белинский говорил о том, что она хороша тем, что часто выражает "потребности настоящего, думу и вопрос дня", он называл беллетристов "обыкновенными талантами", поэтому не случайно сегодня исследователи указывают, что она может выступать фактором общекультурного развития, и в этом качестве составляет для потомков своеобразный достоверный документ, дающий характеристические черты времени. Беллетристикой в XIX веке,когда собственнно, и происходило становление и развитие беллетристики как вида русской литературы, к ней принадлежали произведения М.Н. Загоскина, Д.В. Григоровича,И.Н. Потапенко, В.И. Немировича-Данченко... Наряду с беллетристикой, обсуждающей проблемы своего времени, бытуют произведения, созданные с установкой на развлечение, прежде всего в них присутствуют авантюрные сюжеты. Вспомним романы Агаты Кристи. И это неплохо. Например, Диккенс использовал в своих произведениях часто сюжет с семейной тайной. Достоевский тоже часто опирался на детективные сюжетные линии, более того, в одной из статей он писал о необходимости "доставления народу" "как можно более приятного и занимательного чтения"... (СМ. стр. 166-172.


Rambler's Top100