о музыке:
- П. Куличкин. Концертино для симфонического оркестра
- Теодор Курентзис в Перми, или несколько слов о том, как правильно жарить курицу
- Концерты современной музыки
- «Евгений Онегин» П.И. Чайковского. Несколько слов о музыкальной драматургии оперного спектакля
- Комментарии к «Советам и жизненным правилам музыкантов» Роберта Шумана
- Заупокойный концерт пермских композиторов
- Как правильно играть Шопена?
- Музыкальная прогулка в трех соснах (В.А. Моцарт. «Волшебная флейта»)
- Теория музыки для начинающих. Музыкальный строй
- Теория музыки для начинающих. Учим ноты
- Классика для рок-музыкантов
- «Виновата ли я?» и... сектанты!
- Набор нот на компьютере. Введение в Лилипонд (LilyPond)
- "Под чёрным флагом. Морские истории" (фрагменты)
- НиЗаЧот. Я начинаю ставить двойки
- Симфонические танцы Рахманинова - 3-я часть
- Пермь. Концерт Ильи Гофмана (альт) и Юлии Смирновой (фортепиано)
- Николай Голованов и владимирские рожки
- Рахманиновский аккорд
- Сольфеджио: самостоятельная работа
- К дню рождения Д.Д. Шостаковича
- Сольфеджио. К дню рождения Анатолия Петровича Куличкина
- «Записки ханыги». ПРЕМЬЕРА!!!
- Музыка на стихи Д. Хармса...
о литературе:
- Литература и беллетристика XX века: зачем был нужен твердый знак?
- И.В. Гёте: "Следовательно, выпьем!.."
- Фамилии у Булгакова
- Татьяна Ануфриева. Стихи
- Нецензурные выражения в блогах
- 26 правил русского языка
- Артём Кочарян. Поэт и программист
- Леонид Каганов. Баллада о попиле бабла
- О Томе Сойере
- Поэтический драйв Александра Косарева: арко или пиццикато?
- Поэт кирпичных небоскребов. Стихи Ольги Шестаковой
- Л. Толстой. «Два гусара»
- Л. Толстой. «Казаки»
- Сергей Ларин. Новое поколение отбирают
- Вадим Шефнер. «Совет историку»
- Михаил Булгаков. «Собачье сердце»
- Что такое художественный блог...
- Дневник Даниила Хармса
о кино:
- Кинуха высокой душевности (Про «Царя» П. Лунгина)
- Фрося Бурлакова и 1937-й год
- Вахтанг Кикабидзе: что достоверно?..
- Сталкер по Никите Михалкову
- Служебный роман Э. Рязанова — актерский этюд
- Служебный роман Эльдара Рязанова
- Звездные войны: форма цикла...
- Звездные войны: русское кино?..
о театре:
- Моцарт и Сальери. Зимняя сказка
- Набоков - Чайковский - Шопен - скрипка - рояль - Он - Она - ...- ?
- Пермская опера: "Орфей" Монтеверди
- Пермский ТЮЗ: премьера. Михай Себастиан. Безымянная звезда
фотографии:
- Город осени и православного декаданса
- Анабазис Ек-Бург-НТагил-Невьянск
- Анатолий Зернин. Концерт «В руинах долгостроя»
- Елена Овчинникова. Пущино — Бостон — Сан-Франциско
- Кенигсберг год спустя (фотографии от vladimir and irina)
- Антон Коргатов. Первый день лагеря «Вертоград»
- Марфа Скубенко: "Самое дурацкое что могла найти на просторах интернета"
- Египет и прочее (фотографии от vladimir and irina)
- Куда заканчивается Кама или Пермский Энергетический Шлюз (полный отчет)
- Анатолий Маринин — оперный солист, скрипач и фотограф
- Илья Боронников — фотографии
- Москва. Белорусский вокзал в июле: окрестности
- Москва — город контрастов
- Фотографии из музея-квартиры Е.Ф. Гнесиной
регентам:
- В помощь регенту мужского хора
- Церковно-приходское сольфеджио: последование общего молебна
- Форум по музыкально-церковному искусству
- «Воскресение Христово видевше...», глас 7
- О тенорах, квартах и квинтах, а также о смешанном и однородном церковном хоре
- Церковная музыка: регент что-то слышит, певчие почти ничего не могут: что делать?...
- Церковная музыка: мажор или минор?..
- Специфика церковной музыки...
о недвижимости:
- Блог риэлтора. Как рекламировать услуги в сфере недвижимости
- Квартиры в Москве и Московской области (Подмосковье)
- Ипотека: каждый решает сам
- Недвижимость на вторичном рынке
- Агентство недвижимости «Квартирный вопрос» (г. Москва)
обо мне:
- Провал как успех или 2-я ДМШ 25 лет спустя
- Автобиография
- Что я думаю о копирайте
- Содержимое моего бумажника
- Как я познакомился с Робертом Габитовым
- Рок-музыка и авторская песня
- Моим будущим биографам
- Сантехническая притча-2
- О верхних и нижних. Сантехническая притча
- Во саду ли в огороде...
- Затронет ли кризис Россию?..
- Октябрьское утро
- П. Куличкин (то есть я). Осенняя графоманистическая поэма
- Москва. День города
- Мой новый имидж
- Мое местожительство в г. Пущино
- Мой рабочий кабинет и спальня
- Кухня и ванна у меня дома
- Мое рабочее место
- Что находится у меня в рюкзаке
- Фотография от 11 июля...
- Сегодня у меня ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ!
- Мой Рабочий Стол
- Автоцитата
о жизни вообще:
- Заметки о нас
- От субботы до понедельника
- Баку. Терминал Европа-Азия
- Образование, характер и ретроспектива судьбы
- Искусство борща
- Как пиарить форум?..
- Хамство студентов
- Как восстановить промышленность в России?..
- Как жить дальше?
- Пермь. Комментарии к Алексею Иванову
- Пермский Колизей
- Еда профессионалов
- Школа №112
- Веб-такса Пампа
- Асфальтовый ёж
- Телевизор А.Скрябина
- Свинья в 466-й маршрутке
- Союз политики, бизнеса и искусства
Куличкин Блог
А это http://petya.blogik.org мой другой блог
24.07.2008 18:23
Читать только Л. Толстой. «Казаки»
Л. Толстой. «Казаки»
Здесь Толстой, конечно, еще не совсем Толстой. Это похоже, скорее, на какую-то дипломную работу. Но! дипломную работу будущего великого мастера.
Читать такую книжку не просто, несмотря на то, что повесть относительно короткая. Я вообще не могу читать что-либо длинное, и мне удалось ее "асилидь" в три приема: в электричке от Казанского вокзала до Гжели (где в моем ноутбуке разрядилась батарейка), затем с двенадцати до пол-второго ночи и, наконец, опять в электричке — от Куровского депо до Родников (того же Казанского направления Московской железной дороги). При чтении у меня дооолго было ощущение того, что «воды» налито уж слишком много. Но! Здесь есть ОЧЕНЬ существенные нюансы, о которых речь пойдет впереди.
Сюжет «Казаков» элементарен до банальности. Оленин, которому скучно в Москве, едет на Кавказ, где знакомится с различными людьми, среди которых есть постепенно распальцовывающийся казак Лукашка и казачья девка Марьяна. Все идет к тому, чтобы Лукашка с Марьяной поженились, но это не происходит отчасти из-за того, что у Лукашки вырастают невзыменные понты, из-за которых он получает в пузо чеченскую пулю и отправляется в кому (как Арби Бараев), а отчасти из-за того, что Оленин разыгрывает с Марьяной заключительную сцену Онегина и Татьяны из соответствующей оперы Чайковского по одноименной поэме Пушкина. Нетрудно убедиться в фонетическом сходстве имен собственных во второй части предыдущего предложения: Оленин — Онегин, Марьяна — Татьяна (и там, и там — разница ровно в две буквы). Здесь Лев Николаевич изрядно поглумился, т.к. по-пушкинские деликатные психические заморочки подобных персонажей у Толстого доведены до абсурда почти маразматического. В общем, в реультате Оленин с Кавказа уезжает взад. В смысле, обратно в Москву.
Если читатель полный идиот, то ему такую книжку читать не стОит, потому что сюжет этот практически ни о чем. К тому же, в книге чрезвычайно много этнографически-описательных моментов, которые тоже неизвестно к чему. Интрига «про любовь» подана с определенной издевкой, дабы заткнуть пасть любителям сериалов и мыльных опер, которые в XIX веке ничем не отличались от современной нам биомассы, сосредоточенной в спальных районах мегаполиса. Моральной нагрузки, которой, как фиговым листком, привыкли прикрываться неудачливые филологи-толстовцы, здесь тоже нет. Оленин — явный пораженец, не претерпевший никакой хваленой толстовской эволюции, а, скорее, даже наоборот. Казаки, предающиеся игре в войнушку, мародерствам, пьянству, и разврату — тоже не идеал. Любопытно, что во время чтения повести в электричке, я краем уха услышал анекдот в тему: «Каждый мужчина должен за свою жизнь сделать три вещи: вырастить пузо, посадить печень и построить жену». Это ИМЕННО про «Казаков». Женщины-казачки чуть лучше, т.к. они хоть трудятся. Но здесь есть свои тонкости: сексуальная революция в казачьей среде давно произошла, и следы явной деградации и вырождения заметны уже невооруженным глазом: «дерьмо нынешние казаки,» — как сказал дядя Ерошка. Одна Марьяна — девка с убеждениями и определенной твердостью характера, но она далекооо не центральный персонаж. Концепция «Луч света в темном царстве» здесь выглядит притянутой за длинные эльфийские уши Голливудского ширпотреба.
Выходит, что «Казаки» — это декадентская повесть? Или «критический реализм»? Подумать о первом, конечно, соблазнительно: типа Толстой смотрел на 50 лет вперед и тэдэээээ, и тэпээээээээ.... Но все-таки это не так. Слишком много позитива для декадентского опуса: все-таки Оленин нащупал (хоть и быстро потерял) тему бескорыстия как такового, не застрелился в финале ну... и еще много такого можно найти. «Негатив» у Толстого совершенно локализован: Москва и Новомлинская — и все. Вселенского упадка, конечно, нет. Под «критический реализм» повесть — увы! — тоже не подходит. Оленин совершенно нереалистичен. Чтобы в восемнадцать лет поехать на Кавказ, имея такое устройство мозгов и довольно неплохо рассуждать на темы, которые не вполне ясны даже тридцатилетнему Толстому — это кем надо быть?? Легче поверить в реальность шварценеггеровского Терминатора, чем в такого «молодого человека», который ничего не видел, кроме московского (т.е. даже не петербургского) светского общества. Надо отметить, что Лев Николаевич экспонирует Оленина весьма эффектно, выставляя его сначала каким-то неполноценным имбициллом (а ля Петя Ростов), а затем постепенно обнаруживая его почти гениальный интеллект, хоть и во многом незрелый (вот где мастерство-то!..). Но нельзя экспонирование путать с эволюцией! Оленин на протяжении повести НЕ МЕНЯЕТСЯ, автор просто обнаруживает, делает явными для читателя черты Оленина, которые у него были с самого начала повести, но о которых в начале читатель не знал.
Марьяна, кстати, тоже отнюдь не реалистична: она очень картинна, законченна и, как все «идеального типа» персонажи, страшно далека от народа и жизни вообще. Она очень тонко выписана автором, но мы совершенно не видим ее лица! Мы не видим ее носа, щек, губ... и даже глаз! Мы не видим выражения ее лица, не знаем, о чем она думает... Зато очень ясно видим бюст 4-го размера и ж.., пардон, весьма привлекательную для всякого нормального мужика фигуру, заключенную в суперсексуальную рубаху. При этом она отбивает всевозможные атаки окрестных нормальных мужиков с не меньшей эффективностью, чем та, с которой товарищ Сухов воевал против бандитов Абдуллы. Любой скажет, что так не бывает, потому что не может быть никогда.
Конечно, Толстой показывает нам Марьяну глазами Оленина, как и значительную часть кавказского бэкграунда. Просто не всегда можно разобрать, когда Толстой говорит «от себя», а когда — «от имени Оленина». Это далеко не тривиальное решение, и я думаю, что дело обстоит именно так! В конце концов, Владимир Набоков вообще считал, что прием «потока сознания» изобрел Лев Толстой в «Анне Карениной», а уже затем его использовал Джойс и другие (в том числе, сам Набоков в романе «Дар»). В «Казаках» уже явно присутствует полуобъективное-полусубъективное изложение, которое позже Толстой применял с бОльшим размахом и бОльшим мастерством. В общем, «критический реализм» тоже отдыхает: слишком много суъективизма и фантастики в лубочно-бытовой обертке. Я уже не говорю про совершенно беспардонную, явную байку о том, что Оленин с Ванюшей на самом деле были не барином и слуго, а самыми настоящими друзьями, которую автор более чем убедительно рассказывает с честным выражением лица и нисколько не краснея. Так честно наврать может только ВЕЛИКИЙ ПИСАТЕЛЬ. И, кстати сказать, характеристика Ванюши корявыми французскими выражениями, сопровождаемыми глупым смехом — одна из самых больших удач повести. Здесь уже чувствуется тяжелая рука гениального стилиста — автора «Анны Карениной».То же можно сказать и о сценах типа «Оленин на природе» или «Оленин на охоте»: читать надо не интеллектуалистическую заумь, а совсем другое (тут я полностью солидарен с Набоковым, который писал об этом, разбирая «Анну Каренину»).
Вот, кстати, фрагмент будущей «Анны Карениной»:
И вдруг на него нашло такое странное чувство беспричинного счастия и любви ко всему,что он, о старой детской привычке, стал креститься и благодарить кого-то. Ему вдруг особенною ясностью пришло в голову, что вот я, Дмитрий Оленин, такое собенное от всех существо, лежу теперь один, бог знает где, в том месте, где жил олень, старый олень, красивый, никогда, может быть, не видавший человека, и в таком месте, в котором никогда никто из людей не сидел и того не думал. "Сижу, а вокруг меня стоят молодые и старые деревья, и одно из них обвито плетями дикого винограда; около меня копошатся фазаны, выгоняя друг друга, и чуют, может быть, убитых братьев". Он пощупал своих фазанов, осмотрел их и отер теплоокровавленную руку о черкеску. "Чуют, может быть, чакалки и с недовольными лицами пробираются в другую сторону; около меня, пролетая между листьями, которые кажутся им огромными островами, стоят в воздухе и жужжат комары; один, два, три, четыре, сто, тысяча, миллион комаров, и все они что-нибудь и зачем-нибудь жужжат около меня, и каждый из их такой же особенный от всех Дмитрий Оленин, как и я сам". Ему ясно представилось, что думают и жужжат комары. "Сюда, сюда, ребята! Вот кого можно есть", - жужжат они и облепляют его. И ему ясно стало, что он нисколько не русский дворянин, член московского общества, друг и родня того-то и того-то, а просто такой же комар, или такой же фазан или олень, как те, которые живут теперь вокруг него. "Так же, как они, как дядя Ерошка, поживу, умру. И правду он говорит: только трава вырастет".
"Да что же, что трава вырастет? - думал он дальше. - Все надо жить, надо быть счастливым; потому что я только одного желаю - счастия. Все равно, то бы я ни был: такой же зверь, как и все, на котором трава вырастет, и больше ничего, или я рамка, в которой вставилась часть единого божества - все-таки надо жить наилучшим образом. Как же надо жить, чтобы быть счастливым, и отчего я не был счастлив прежде?" И он стал вспоминать свою прошедшую жизнь, и ему стало гадко на самого себя. Он сам представился себе таким требовательным эгоистом, тогда как, в сущности, ему для себя ничего не было нужно. И все он смотрел вокруг себя на просвечивающую зелень, на спускающееся солнце и ясное небо и чувствовал все себя таким же счастливым, как и прежде. "Отчего я счастлив и зачем я жил прежде? - подумал он. - Как я был требователен для себя, как придумывал и ничего не сделал себе, кроме стыда и горя! А вот как мне ничего не нужно для счастия!"
Здесь литература, естественно, не в «рамке, в которой вставилась часть единого божества», а в просвечивающей зелени, спускающемся солнце и ясном небе. Можете сравнить с финалом «Анны Карениной».
Так о чем же все-таки повесть? Об Оленине? О том, что такое хорошо и что такое плохо? О Кавказе и казаках, об описании их быта и о природе? Где же здесь подлинный сюжет? Что в «Казаках» действительно происходит?
Это, наверное, самая большая загадка повести, которую мы сейчас ненавязчиво попробуем ее разгадать. В повести есть множество «обманок», и на некоторые из них мы уже натыкались. Любовный треугольник «Марьяна — Оленин — Лукашка» — первый ложный сюжет. Слишком уж небрежными и крупными штрихами, возможно, что даже отчасти пародийно пишет Толстой эту мыльную оперу для любителей сериалов. «Якобы духовный рост Оленина» — второй ложный сюжет, которым Лев Николаевич кормит жадных до морализаторства критиков и филологов средней руки. Характеристика Оленина в самом начале как человека, который любое дело делает до появления первых трудностей — ПОЛНОСТЬЮ подтверждается событиями повести. Оленин — явно не «Отец Сергий». Еще одна обманная тема — противопоставление Москвы и Кавказа, кульминационная точка которой приходится на письмо Оленина. Это уже теплее. Давайте разберемся: а есть ли противопоставление? Внешне — есть, и Толстой явно об этом пишет, как от автора, так и прямой речью Оленина: Кавказ — не Москва, Кавказ — не Москва, Кавказ — не Москва... Но за этим опять скрывается мистификация! Стоило приехать Белецкому, — и московские привычки чрезвычайно легко начали входить в обиход станицы. Люди-то, оказывается, и там, и там одни и те же! Толстой пишет словами Оленина: Лукашка и дядя Ерошка — совсем не то, что московские знакомые Оленина. Но! Лукашка, будучи довольно продуманным, отличается изрядным лукавством (в связи с именем этого персонажа Лев Николаевич опять подкидывает нам филологический ребус): например, он явно не верит в искренность Оленина, который подарил ему коня, зато охотно верит разнообразным сплетням. А пьяница дядя Ерошка, в свою очередь, эквивалентен такому же пожилому пьянице в начале повести. Высокоумие Оленина оборачивается его же близорукостью: он видит различие между фраком и бешметом, но совершенно не видит за черкеской человека. Поэтому мы, как и Оленин видим не лицо Марьяны, а ж.., то есть самую что ни на есть физиологическую фигуру. Не удивительно, что пользуясь органами чувств Оленина, мы не может разглядеть, о чем думает Марьяна и чем она в действительности живет. Полагаю (а если ошибаюь, пусть дамы меня поправят), что любой девушке не понравится такой узкоспециальный, физиолого-гинекологический взгляд на нее. Поэтому Оленин и получил, так сказать, «по рогам».
Разумеется, «кавказский акцент» и частое употребление местных слов и выражений, доходящее до раздражающего занудства (в том числе совершенно антилитеатурные и даже маразматические примечания автора) тоже работают на то, чтобы создать внешнее, ОБМАНЧИВОЕ противопоставление Москвы и Кавказа. Многочисленными «каргами» и «котлубанями», «мамуками» и «нянюками», не говоря уже о «кошкильдах» автор настолько эффективно компостирует мозги читателю, что различие между Кавказом и Первопрестольной вдалбливается читателю на уровне подсознания. Поэтому когда в самом выясняется, что различия между Москва и Кавказом по сути нет, а Толстой подчеркивает это патологически тождественым сходством сцен прощания в начале и в конце, — читатель, внезапно осознавая, что его так долго и виртуозно водили за нос, испытывает настоящий шок...
Что же тогда выходит? Если Москва=Кавказ, то в повести, оказывается, Толстой рассказывает не только историю Марьяны, Лукашки и казаков, но и историю неизвестной нам московской дамы, «маленького и дурного» приятеля Оленина и представителей питерского света, которая была, по всей видимости, точь-в-точь такой же! А сам автор после окончания повести оказывается тем самым лежащим на диване господином с часами, который иронически говорит Оленину (а вслед за ним и нам, читателям): «опять напутаешь». В кульминационный момент, когда Оленин пишет письмо, автор уже окончатильно и бесповоротно запутывает читателя: в искренность и правдивость письма Оленина не поверить невозможно. Парадокс в том, что оно абсолютно правдиво, и абсолютно ошибочно... ОДНОВРЕМЕННО! И далее, вместо того, чтобы довести до какой-то точки темы «Оленин-Марьяна-Лукашка» и «Психологическая эволюция Оленина» — Толстой делает гениальный ход конем: он внезапно обрывает обе темы и повторяет начало повести. Оказывается, что каким Оленин «был, таким он и остался», а дуэль Онегина с Ленским не состоится... Даже если предположить, что Лукашка выжил, а Оленин бы не уехал, дуэли все равно бы не было: они оба Марьяне уже до лампочки.А читателя встречает господин с ключиком от часов, который будто бы говорит: «Ну что, опять напутал? Говорил же я тебе...» Здесь читатель вспоминает, да, действительно, лежавший на диване и игравший ключиком от часов господин говорил это, «но отъезжающий не слыхал его...».
Таким финалом Толстой (поигрывая ключиком от часов) фактически уничтожает время. Что происходит в повести? Оказывается, ничего не происходит. Сюжета нет. «Казаки» — это паззл: картинка из множества фрагментов, которые автор постепенно открывает перед читателем. Подобно тому, как следователь восстанавливает по уликам ход преступления, автор здесь «собирает» личность Оленина. Точнее говоря, если одно и то же изображение демонстрировать сквозь различные светофильтры, то в красном свете изображение будет более красным, в синем — более синим, в желтом — более желтым. А если сложить все светофильтры, то свет будет белым, а изображение — совершенно иным, по сравнению с предыдущими «цветными» ипостасями. Кажется, что если сложить цветные светофильтры, результат бдет такой же, как если смешать все краски, то есть черным. А на самом деле, суммарный цвет — белый. Так же и в «Казаках»: кажется, что различий между Москвой и Кавказом настолько много, что они совершенно противоположны, об этом Оленин и пишет письмо. Но на самом деле оказывается, что если смотреть на ситуацию интегрально, во всем ее многообразии — всех этих различий не существует, а Кавказ и Москва для Оленина попросту тождественны, поскольку он сам не меняется. Оленин = Оленин, следовательно, Кавказ = Москва.
Разумеется, человеческая личность безгранична. Элементов паззла может быть очень много, и статическую, цельную личность можно экспонировать огромным числом способов. Я не знаю, кто открыл эту «паззловую» технику. Может быть, сам Толстой, а может быть и нет. Но он к ней вернулся, как минимум еще раз. В повести «Хаджи-Мурат», над которой работал практически всю жизнь. Конечно, Толстой в «Хаджи-Мурате» уже совсем другой — настоящий мастер, у которого за плечами множество романов, в том числе «Война и мир» и «Анна Каренина». Считается, что лучше, чем «Хаджи-Мурат» написан, написать его нельзя. Сам Толстой считал, что можно. Имея в виду даже то немногое, что было намечено в «Казаках», я склонен Льву Николаевичу поверить.
Комментарии:
noldorsky Читать все комментарии noldorsky
24.07.2008 22:30
Вот оно где...
типичнывй пример транспонирования смыслов, аднака...
Л.Н.Толстой безусловно был достаточно талантливым автором реалистического направления русской литературы второй половины 19 века. В "модернистскую" и тем более в последующие затем "экзистенциальную" и "постмодернстскую" эпохи произведения г-на Толстого, как таковые, утратили всякую актуальность, как и прочее литературное творчество, обусловленное принципиально иным мировоззрением... Так вряд ли кто-то сейчас станет смеяться над незабвенной комедией "Птицы"...
Вообще говоря, можно считать Толстого своего рода "иностранной литературой", которая как и всякая прочая требует перевода... ну или быть настолько "в теме", чтобы читать это в оригинале... отличие от действительно иностранной литературы тут только одно - читатель в данном случае сам выступает в роли переводчика...
В голове читателя происходит процесс траспонирования смыслов: текст созданный в рамках одной парадигмальной традиции осознается в рамках другой, зачастую противоположной...
В итоге, читающий реалистический текст 19 века воспринимает его с позиции постмодернистского 21... Возникает ситуация описанная Борхесом в "Пьере Менаре, авторе Дон Кихота": чтобы рассуждать о Дон Кихоте с позиций 20 века, надо написать его заново, можно с точностью до буквы :)
petya Читать все комментарии petya
25.07.2008 14:44
Я, кстати, далеко не сразу вспомнил, что "Птицы" написал некто Аристофан... Действительно, случай тяжелый...
Inpumbunsut
11.12.2008 20:17
Ну, вот раззадорили, а теперь када ждать продолжения?
sciessurl
12.12.2008 19:06
Берегись: этот продаст, так не выкупит.
пппппав
03.08.2011 15:53
поверхностная ерунда все что ты написал.а это были счастливые люди со своим мировоззрением.